"Врагов своих одолеешь и здрав
возвратишься
в свое Отечество"
Благословение преподобного
Саввы Сторожевского
Всем известно, что многие столетия жизнь людей на огромном пространстве, именуемом нынче Россией, не была вполне мирной. Редко когда выдавалось десятилетие, чтобы не происходило пусть даже мелких войн или междоусобиц. Но в еще большей степени страницы истории Российского государства долгое время были окрашены героической борьбой народа за собственное достоинство и свободу духовного выбора.
Столетия оставили нам в память имена великих ратников и героев, среди которых — прославленные князья и бояре, простые воины и пахари. Но когда мы изучаем историю, то порой забываем о том, что часто в сражениях незримое участие принимали далекие от военного поприща, незаметные на первый взгляд люди. Иногда на исход важнейшей битвы или похода могли повлиять подвижники, сражавшиеся на духовном поле брани. Бывало, что их заступничество имело решающее значение в самые роковые минуты для нашего отечества.
Среди сокровенных старцев земли Русской особое место занимает преподобный Савва Сторожевский, имя которого навсегда связано с основанным им в подмосковном Звенигороде монастырем, так и называемым ныне — Саввино-Сторожевская обитель. Он жил в эпоху татаро-монгольского ига, Куликовской битвы и становления Московской Руси. Он был близким соратником и, как указано в его Житии, постриженником и первым учеником преподобного Сергия Радонежского. И если преподобный Сергий именуется «игуменом земли Русской», то старца Савву старинные документы и летописи называют «стражем» первопрестольного града. Именно его усердием и духовным подвижничеством укреплялась великокняжеская и царская власть. Единственного из русских святых его величали по-старославянски «забралом Москве», а ведь «забрало» — это форпост, передовое укрепление, защитное сооружение, часть воинского шлема.
Силой своего духа, без меча и копья, чудотворец Савва мог сделать то, на что не способны были и тысячи воинов. Его прозорливость, умение заранее видеть итоги событий уже стали легендой. Созданная им обитель — «Дом Пречистой на Сторожах» — привлекает к себе и сегодня множество людей, которые приезжают в подмосковный Звенигород, чтобы почтить память великого подвижника.
Заступник, страж, хранитель, кормчий и устроитель — всё это преподобный Савва Сторожевский. Знающий об этом—да не усомнится! Не знающий—да просветится!
Воин или монах
Предлагаю задачку для современного человека—заведомо трудновыполнимую. Представьте себе юношу середины XIV века, коим был будущий старец Савва, выбирающего свой жизненный путь. Вариантов такого выбора не так уж много. Несмотря на происхождение из знатного рода, дорог в будущей жизни всего несколько. И главная из них для мужчины—судьба защитника, если не отечества, то, по крайней мере, собственного дома.
Военное дело в той или иной форме становилось уделом всякого русского жителя. Пахари и ремесленники, торговцы и бояре в определенный момент (и довольно часто) должны были сложить свои инструменты и взяться за мечи, копья, рогатины или дубинки, чтобы защитить близких и имущество. Большинство жизненных проблем решалось оружием. А над Русью в то время зловещей тучей нависло непомерное иго Золотой Орды, которое не только вытягивало из нее все жизненные силы, но и лишало перспектив будущего развития.
Молодого человека ждала либо профессиональная деятельность (например, ремесленная или земледельческая), либо война. Родовитый боярин мог заниматься управлением хозяйства, но и ему было не избежать воинской повинности. Война поднимала всех—снизу доверху и ставила в единые ряды обороняющихся или наступающих полков.
Однако был еще один путь, который на первый взгляд мог показаться уходом от водоворота земных перипетий. Путь духовный. Нельзя утверждать, что в те времена такой выбор был очень удачным с точки зрения мира. Православие хоть и утвердилось на Руси, но еще не распространилось повсеместно и не укоренилось вглубь. Язычество продолжало процветать во всей своей силе в разных формах. Примером этого могут служить некоторые летописные рассказы или Жития (например, святого Стефана Пермского), повествующие о существовании целых народов, абсолютно далеких от христианства и даже не слышавших о нем и обращавшихся к истинной вере благодаря просветительской и миссионерской деятельности святых подвижников. Уйти в монастырь в то время, так же, как и сейчас, значило обречь себя и на непонимание окружающих, и на возможные лишения, вплоть до голода и поношений.
Монашеская жизнь на Руси еще только созидалась. Большинство из наиболее известных ныне обителей только закладывались и представляли собой вовсе не привычные нам крепости с башнями (все это появилось значительно позднее), а маленькие деревянные домишки, в которых проживало по одному или нескольку подвижников. Только редкие крупные города могли похвастаться своими укреплениями, не всегда каменными (напомню, что каменный Кремль в Москве был построен как раз в эти времена — в 1367 году).
Выбор — уйти в монастырь — означал отказ от мирской суеты. И в первую очередь — от участия во всеобщем кровопролитии и постоянных битвах. Это не поощрялось обществом. Молодой человек, не желающий развивать культ силы и воинской доблести даже ради высшей цели, и в те времена не считался кем-то особенным, тем более героем, а порой, напротив, мог стать предметом упреков и насмешек.
Это не значит, что Церковь стояла в стороне от главных событий времени. Наоборот, она активно в них участвовала, включая политические и военные баталии. Ярким примером этому может служить благословение, данное преподобным Сергием Радонежским князю Дмитрию Донскому на битву с войском Мамая, когда на поле Куликово отправились два монаха;воина и один из них—Пересвет — геройски погиб в главном поединке перед сражением. Однако неверно думать, что монастыри готовили воинские пополнения в русские дружины. Такое событие было исключением.
Итак, Савва Сторожевский свой выбор сделал. Он пошел по пути духовного подвижничества. И хотя казалось, что впереди его ждала совсем иная, уединенная жизнь, Богу было угодно поставить этого подвижника, как светоч, в центр великих событий эпохи.
Сторожевая застава
Из школьных уроков истории мы знаем, что в период страшного, почти 300-летнего татаро-монгольского владычества на Руси произошло одно яркое, переломное событие, пробудившее великие надежды на будущее освобождение нашего отечества, — Куликовская битва. В ней сошлись две рати — русская и ордынская. Благословение преподобного Сергия придало сил и духа великому князю Дмитрию Донскому в его противостоянии хану Мамаю, и важнейшая битва была выиграна.
К этому времени Савва, известный своим благочестием, был избран духовником монастырской братии в обители преподобного Сергия — монахи, борясь со страстями, шли к нему за советом, поверяли сокровенные мысли. Приезжала и великокняжеская семья: Дмитрий Донской, его супруга —княгиня Евдокия (будущая святая Евфросиния) и их сыновья. Всех он принимал с любовью, давал отеческие советы, утешал в горестях. И, конечно же, слезно молился о своих верных чадах.
Савва был рядом со своим наставником, преподобным Сергием, когда тот благословлял князя перед битвой. Во время сражения он вместе с монастырской братией воссылал пламенные молитвы за русское воинство.
С победы на Куликовом поле начался период превращения Руси в могучее государство, которым она является и сегодня. Ценой собственных потерь Русь сохранила от разорения и всю европейскую цивилизацию.
Тогда же фактически началась и новая страница истории русской святости, на нашей земле стали появляться многие известные ныне обители, основатели которых были соратниками преподобного старца Саввы.
Став игуменом звенигородского монастыря, преподобный Савва благословил постройку великолепного белокаменного Рождественского собора — в ознаменование великой победы над ханомМамаем, свершенной 8 сентября, в празднование Рождества Богородицы. А через несколько лет храм расписал великий иконописец преподобный Андрей Рублев. Собор выстоял, несмотря на лихие времена; фрески иконописца сохранились лишь частично. И до сих пор радует нас выдающийся образ Спаса Звенигородского, написанный иноком Андреем и вдохновленный преподобным Саввой.
Наиболее изученный период жизни старца — после того, как он окончательно переехал в Звенигород по приглашению князя Юрия Дмитриевича. Здесь прослеживается цепочка событий, в которую вовлечены самые известные лица и имена не только русского, но и других государств.
Он построил свой монастырь — заставу на горе Сторожи, на берегу Москвы-реки, предсказал важнейшие победы в сражениях с восточными недругами, благословил новую звенигородскую династию, продолжил «смоленскую линию» в политике, а также концептуальный подход к становлению русского варианта православной цивилизации, вдохновил строительство новых, доселе невиданных каменных соборов раннемосковской архитектуры и стал добрым помощником и наставником иконописца Андрея Рублева, создавшего благодаря ему знаменитый Звенигородский чин и икону Святой Троицы.
Перед самой кончиной Савва Сторожевский оказался фактически главным духовным лидером Руси. С его уходом (а почти одновременно в 1406–1407 годах ушли из жизни также и митрополит Киприан, и вдова Дмитрия Донского Евдокия, в монашестве Евфросиния, и властительный тесть князя Юрия последний великий князь Смоленский Юрий Святославич, и поджигатель Москвы хан Тохтамыш) окончательно ушла в небытие и Русь Куликовская, эпоха Дмитрия Донского.
Началась новая эра — разборов, смут, распрей и междоусобных родственных войн на Русской земле.
История со всех сторон
До недавних пор было принято считать, что некоторые из вышеперечисленных обстоятельств и событий вполне понятны и известны. Даты и имена уже традиционно выстроились в некий исторический ряд, который вроде бы подходит под логически доступное восприятие: это было тогда-то, а значит, другое произошло «после» или «до».
Но многие из таковых событий или имен рассматривались в отдельности, независимо друг от друга. Например, искусствоведы говорили о звенигородской архитектуре или иконописи Андрея Рублева, церковные историки — о событиях, связанных с появлением Саввино-Сторожевского монастыря, генеалоги — о происхождении и семье князя Юрия, археологи — о находках новых артефактов на Городке или в окрестностях. Но в редких случаях удавалось совместить все это на одном полотне, чтобы получилась цельная историческая картина, где все объединяется вокруг преподобного Саввы.
Если выстроить хотя бы просто в последовательный ряд все имена и даты, летописные рассказы и житийные предания, то неожиданно можно увидеть нечто поразительное. То, что ранее казалось непонятным или недоказуемым, вдруг естественно становится в ряд, занимает свое место. Так появляется абрис несколько иных событий, которые происходили немного иначе, нежели это принято считать. Каждый человек, так или иначе связанный со Звенигородом того времени, оказывался в значительной степени связанным и с судьбой Саввы Сторожевского.
В итоге получилась обширная панорама грандиозной деятельности преподобного старца, хотя к тому времени ему было уже немало лет. И теперь можно смело утверждать, что мы стоим перед раскрытием загадок и тайн уникальной звенигородской цивилизации, которую строили два сильных духом и разумом человека: лидер духовный — Савва Сторожевский и (в недалеком будущем) лидер государственный — князь Юрий, сын Дмитрия Донского. Эта цивилизация была — и это доказуемо — самой могучей для своего времени (даже по отношению к Москве), очень крепкой, богатой и развитой во всех своих проявлениях. Она продолжала и даже в чем-то прокладывала свой особенный путь развития Русского (Московского) государства, путь в достаточной степени независимый от западного литовского влияния и в некотором роде—от окаменевших средневековых византийских постулатов. Эта цивилизация могла бы повести Русь совершенно в ином направлении развития, не отступая при этом от строгих православных традиций. Политика Звенигорода могла бы привести к быстрому падению ига Золотой Орды (на многие десятилетия более раннему!), к быстрому и невиданному развитию науки и культуры, новому духовному возрождению, символами которого стали «Спас Звенигородский» и «Троица» Рублева, а также к построению мощной армии, той, которая в миниатюре уже была у князя Юрия и которой он славился.
Самого Юрия Дмитриевича иногда называют «последним Палладином Русской земли», «русским Медичи», «князем эпохи Возрождения», «победителем Волжской Булгарии», «устроителем Звенигородского улуса». Да, он умел ладить с Ордой и даже побеждать ее. Да, именно он начал выпускать первые монеты с изображением Георгия Победоносца (его тезоименитого святого), который впоследствии стал и символом Москвы. А рядом с ним в эти годы находился его духовный наставник и советник старец Савва. Именно благодаря Преподобному мы можем сегодня восхищаться такими шедеврами и духовными центрами страны, как Звенигород, Саввино-Сторожевский монастырь и Троицкий собор в Троице;Сергиевой Лавре, видеть росписи и иконы того времени. Ведь именно преподобный Савва благословил все это строительство.
Событийный ряд рубежа XIV и XV веков — короткого периода в русской истории (чуть более 10 лет!) — оказывается настолько насыщенным, что даже отсутствие источников не мешает нам восстановить все в последовательности. А потому отправляю читателя в гущу этих событий, дабы убедиться — не спеша и скрупулезно, — правы ли мы в том, что придаем всему вышеперечисленному столь высокий смысл, а в жизни старца видим столь важное предназначение.
Итак, все по порядку.
Рождение младенца Георгия
Наверное, многие бывали в музеях Московского Кремля и посещали знаменитый Архангельский собор, где погребены великие князья и цари вплоть до эпохи Петра Первого. Справа, почти у самого входа, можно увидеть фреску на стене, а под ней — надгробие с надписью: «Князь Юрий Звенигородский». На Руси было немало великих и удельных князей, но не всем хватило место в Кремлевском соборе. Князь Юрий Дмитриевич достоин лежать здесь хотя бы по той причине, что пусть и недолго, но он был по закону и по праву, которые ему пришлось доказывать и словом и оружием, великим князем Московским (Владимирским), то есть главой Русского государства. Нынче волею истории и в результате разрушений, учиненных в XX веке в Московском Кремле, в том же Архангельском соборе лежат неподалеку мощи двух русских святых: матери князя Юрия—преподобной великой княгини Евдокии (в монашестве Евфросинии) и его отца — благоверного князя Дмитрия Донского.
Осенью 1374 года большое количество подвод, нагруженных разными яствами, подарками, бочками с пивом и вином, двигались с разных сторон по направлению к городу Переяславлю (позднее в его названии исчезла буква «я», и он стал называться Переславлем). Великий князь Московский Дмитрий Иванович неожиданно пригласил некоторых других русских князей в гости. Поводом послужило торжество—рождение 26 ноября в семье князя очередного сына (третьего, если считать одного покойного младенца). Приглашенные именитые гости не подозревали, что празднование рождения и крещения нового наследника окажется длительным событием, постепенно превратится в нечто вроде большого съезда, на котором будут приняты важнейшие для Руси решения, которые затем повернут на сто восемьдесят градусов политику, военную историю и будущее страны.
Город у Плещеева озера был славен своей историей. Здесь родился великий князь полководец Александр Невский, под начальством которого была одержана победа на Чудском озере. Эта символичность была крайне важна для того момента. Старинный град находился неподалеку от Троицкого монастыря, что по дороге на север от Москвы. Потому и настоятель Троицы — преподобный Сергий Радонежский — также прибыл на общую встречу.
Именно он и крестил младенца, названного по святцам в честь святого Георгия Победоносца, в славянском наречии — Юрием. Событие это было не совсем обычным. Скорее, наоборот. «И бяше съезд велик в Переяславли, — рассказывает летопись, — отъвсюду съехашася князи и бояре; и бысть радость велика в граде Переяславле, и радовахуся о рожении отрочати».
Крещение ребенка игуменом, а значит, связывание себя мирскими обязанностями (крестный отец — тем более для князя — обязанность немалая) — действие не вполне традиционное. Это было исключением из правил. Но данный факт засвидетельствован в исторических документах.
Не исключено, что подвизавшийся в Сергиевой обители инок Савва мог принять какое-то участие в этом событии, находясь вместе со своим игуменом в Переславле. Ведь не случайно впоследствии его жизнь будет так крепко связана с судьбой Юрия Дмитриевича, когда он станет удельным князем Звенигородским.
В процессе пирушки в Переславле (а продолжалась она, исходя из документов, несколько месяцев!) князья сошлись еще и на том, что пора объединить свои силы против Золотой Орды. Мысли об этом и раньше приходили многим из них. Но то были всего лишь идеи, желания, и не более. Теперь, когда в Орде властвовала смута, а правители менялись ежегодно и даже чаще, было самое время собраться с силами и попробовать впервые за сто с лишним лет показать собственную отвагу.
Именно с 1374 года, с этого символического праздника рождения и крещения Юрия Дмитриевича в Переславле, можно говорить о первых крепких нитях, соединивших несколько русских княжеств для борьбы с вековым ордынским игом. Современные археологи обнаружили каменное изваяние воина-змееборца, которое находилось в алтарной преграде Спасского собора Спас-Андроникова монастыря, поставленного в честь родившегося великокняжеского сына Георгия еще при игумене Андронике. «Борьба со змеем» станет уделом жизни князя Юрия.
Прошло немного времени, и в лето 1378-е почти вся столица собралась на похороны московского митрополита Алексия. В собор на отпевание пришли «епископы и архимандриты, игумены и священники, дьяконы и черноризцы, а также множество народа». Если пролистать дальше известное древнерусское сказание «О Алексие митрополите», то можно заметить очередное упоминание юного наследника: «князь же великий Дмитрий Иванович сам стояше... князь же Василий, сын... а князю Юрию Дмитриевич, брату его, три лет сущу».
Великие победы своего отца—на реке Воже и на поле Куликовом—князь Юрий застанет еще в раннем детстве. Но он собственными глазами увидит и радость вернувшихся со сражений русских воинов, и сияние на солнце дружинных доспехов и стягов, и плач по убиенным, и поминальные службы в московских храмах...
В 15 лет Юрий Дмитриевич потерял отца. Когда же преставился преподобный Сергий Радонежский, ему едва минуло 18 лет. Возраст совсем не малый для того времени — он уже три года являлся князем Звенигородским и Галичским, управлял большими землями, доставшимися ему по завещанию, и совершил несколько важных военных и дипломатических миссий. Вспомним, что Александр Невский одержал свои победы в возрасте чуть больше 20 лет. Тогда это не считалось юностью, иногда даже и не началом зрелости, а самой зрелостью.
Евдокия, в иночестве Евфросиния
Итак, в мае 1389 года скончался Дмитрий Донской. Собирая многие годы воедино русские земли, он был вынужден вновь делить их в своем завещании между сыновьями. Всего у великого князя Московского было 12 детей, включая девочек, которые с точки зрения наследства были «не в счет». Некоторые дети умерли в младенчестве. А на момент составления последнего завещания сыновей оставалось пятеро. Старший — Василий (родился в 1371 году вторым после умершего первенца Даниила), затем — князьЮрий (1374), Андрей (1382, пятый по рождению), Петр (1385) и младший Иван (1393). За четыре дня до кончины у Дмитрия родился еще один сын — Константин, но князь не успел включить его в завещание, отметив лишь: «А даст ми Бог сына, и княгиня моя поделит его, возмя по части у болшие его братьи».
Матерью сыновей была великая княгиня Евдокия, имя которой вошло в святцы Русской Православной Церкви. Родилась она в 1353 году, день в день с будущим ее сыном Юрием — 26 ноября. Родители Евдокии были именитые — великий князь суздальский Дмитрий Константинович и Василиса Константиновна, княжна Ростовская и Борисоглебская. Небольшого роста (теперь известно, что не более 155 см) юная красавица, нареченная Евдокией (в переводе с греческого «благоволение»), была хорошо знакома с митрополитом Алексием и племянником Сергия Радонежского—Федором. А позднее она станет духовной дочерью и героя нашего повествования—Саввы Сторожевского.
Когда состоялся ее брак с московским князем Дмитрием Ивановичем, ей было всего 13, а ему — 15 лет. Они жили счастливо, у них было много детей, правда, не все они рождались крепкими и здоровыми. Первенец Даниил, рожденный в 1369 году (назван в честь князя Московского), крещенный Сергием Радонежским, быстро скончался. Зато второй и третий сыновья — Василий и Георгий — составили славу русской истории.
Почти через год после свадьбы —в 1367;м—молодой муж подарил жене новый каменный Кремль в сгоревшей незадолго до того Москве.
«Любящего душа в теле любимого... Двое таких носят в двух телах единую душу и одна у обоих добродетельная жизнь. Так же и Димитрий имел жену, и жили они в целомудрии», — описывает современник этот брак, ставший образцовым для многих поколений княжеского рода.
У Спасских (тогда Флоровских ворот) нового Кремля Евдокия встречала русское войско, вернувшееся с победой после сечи на поле Куликовом, и своего супруга, прозванного с тех пор Донским. А через два года она чуть было не попала в плен к ордынцам. Хан Тохтамыш спешил к Москве, чтобы разорить ее. Евдокия только что родила сына Андрея и едва успела покинуть столицу, чтобы попасть к супругу в Кострому.
Когда скончался Дмитрий Донской, Евдокия построила в Москве в память о нем церковь Рождества Богородицы, которая стала храмом для женской половины великокняжеской семьи. Так она отметила еще раз победу мужа на Куликовом поле. Затем она возвела новый Вознесенский монастырь в Кремле, тот самый, где потом будут хоронить русских княгинь, великих княгинь и цариц. Его разрушат в советское время, а останки женщин из родовитых семей чудом спасут сотрудники кремлевских музеев, спрятав в подвалах Архангельского собора. Весь XX век Евдокия, принявшая перед кончиной монашеский постриг с именем Евфросиния, пролежит рядом со своим мужем Дмитрием Донским—не в разных соборах, как прежде, а под одним куполом...
Враги, завидовавшие ее счастью, распускали слухи, что во вдовстве она не была честна. Житие св. Евдокии повествует, что сплетни эти смутили даже ее сыновей. Чтобы избавить детей от духа смущения, ей пришлось единственный раз в жизни открыть пред ними свои тайные, неведомые миру подвиги. Предание поведало об этом так: собрав детей, Евдокия показала под дорогим великокняжеским нарядом вериги. «Узнайте, дети мои, истину, — воскликнула вдова Дмитрия Донского, — и да не смущают вас несправедливые обо мне клеветы». Увиденные детьми «очернелое от трудов тело» и «прильнувшую к костям плоть» поразили их так, что они бросились просить у матери прощение и услышали мудрые слова, зафиксированные летописцем: «Не верьте внешнему. Один Бог есть судья дел человеческих».
Известно, что при ее участии произошло чудо 1395 года, когда страшное войско Тамерлана остановило свой поход на Русь. Ведь именно Евдокия послала гонцов во Владимир за чудотворной Владимирской иконой Божией Матери, которая, по летописи, и защитила Москву от врага. Но в дальнейшем, когда мы узнаем о благословении, данном Саввой Сторожевским князю Юрию на битву с волжскими булгарами, станет ясно, что были и другие факторы, повлиявшие на чудесное спасение столицы Руси. В память же о встрече иконы в Москве был основан Сретенский монастырь, что ныне на Лубянке.
Евдокия еще при жизни почиталась в народе святой. Церковь канонизировала ее и совершает память 17 (30) мая и 7 (20) июля.
Завещание Дмитрия Донского
Как мы уже говорили, незадолго до своей кончины Дмитрий Иоаннович Донской продиктовал духовную грамоту, где распределил наследство между сыновьями. Однажды он уже делал подобное, составив духовную перед событиями 1375 года и походом на Тверь, когда впервые русские подняли меч против Орды. Последствий не предполагал никто, а потому нужно было позаботиться о том, кому перейдет великое княжение. Двое сыновей еще были малолетними, однако главные отчины Дмитрий Иоаннович уже тогда отдавал старшему — четырехлетнему Василию.
Новый текст завещания, составленный уже после апреля 1389 года в присутствии игумена Сергия, был более подробен и детализирован. Старший сын Василий получал «отчину великое княжение». Неожиданно для многих такой фразой Дмитрий впервые за время ордынского ига самостоятельно провозгласил передачу великокняжеской власти, добавив к этому и еще более серьезные определения: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду». Вот так князь начал традицию постепенного отвержения монополии Золотой Орды на определение власти и дани на Руси. Василию также отходила Коломна с волостями и половиной городских пошлин. «А дети мои, молодшая братья княжи Васильевы, — особо выделил князь Дмитрий, — чтите и слушайте своего брата старишего в мое место своего отця. А сын мой, князь Василий, держит своего брата, князя Юрья, и свою братью молодшюю в братьстве, без обиды».
Князя Юрия в своем завещании Дмитрий Донской выделил не случайно. Он явно подавал большие надежды на великое княжение. И образованием (что известно по источникам), и стремлением к воинскому поприщу, и врожденным чувством справедливости, умением еще с детства улаживать отношения с братьями, что отличало его от Василия, — в старшем явно наблюдались слабохарактерность и тщеславие. И если другие сыновья получили свою долю: Андрей — Можайск и Белоозеро, Петр — Дмитров и Углич, Иван — «не от мира сего» — несколько волостей, то причитавшееся Юрию будет оговорено с отдельными подробностями.
Текст грамоты гласил: «А се даю сыну своему, князю Юрью, Звенигород со всеми волостми, и с тамгою, и с мыты, и с бортью, и с селы, и сo всеми пошлинами. А волости Звенигородские: Скирменово с Белми, Тростна, Негуча, Сурожык, Замошъская слобода, Юрьева слобода, Руза городок, Ростовци, Кремична, Фоминьское, Угож, Суходол с Ыстею, с Истервою, Вышегород, Плеснь, Дмитриева слободка. А из Московских сел даю сыну своему, князю Юрью: село Михалевское, да Домантовское, да луг Ходыньский. А из Юрьевских сел ему: прикупа моего село Кузмыдемъяньское, да Красного села починок за Везкою придал есм к Кузмыдемъяньскому, да село Богородицьское в Ростове... А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовское».
Под Галичем подразумевался Галич Мерьский, что был неподалеку от Костромы. Эти северо-восточные земли уже давно принадлежали Москве. Они были ценны тем, что здесь добывали соль, которая стоила немалых денег в те времена. Край, где проживал старинный народ мери, исправно платил дань Руси. Одним из известных городов той окраины Руси был также сохранивший в названии «соленый» корень град Солигалич. Однако даже в поздние времена часто путали, например, Звенигород Галицкий (имеющий отношение к Галицко-Волынскому княжеству) и уделы Юрия Дмитриевича—Звенигород и Галич.
Свою супругу князь Дмитрий в завещании также не обделил. Он отдал Евдокии частично разные владения из наследования каждого из сыновей. Но главное, она оставалась старшей в вопросах разрешения различных внутрисемейных споров. Это заключение-заповедь в духовной грамоте показывает, что важность вопроса о престолонаследии появилась уже тогда. И буквально через десяток с небольшим лет он станет камнем преткновения в отношениях между старшими сыновьями Дмитрия Ивановича.
Например, было отмечено: «А по грехом, которого сына моего Бог отъимет, и княгини моя поделит того уделом сынов моих. Которому что даст, тo тому и есть, а дети мои из ее воли не вымутся». Это было не главное. Важным стал вопрос о перемене власти: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини. А вы, дети мои, слушайте своее матери, что кому даст, то тому и есть».
Два важнейших утверждения, таким образом, находим мы в грамоте. Первое: князь Дмитрий подтверждает престолонаследие (еще со времен Ярослава Мудрого) от старшего брата к следующему. Второе: вдова великого князя Евдокия становится судьей в возможных разногласиях и спорах. Заключительные слова Дмитрия Донского—«А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нем милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий» — по сути, являются его предсмертным приговором тому, кто начнет не только менять содержание завещания, но и положит основание известной междоусобице и братоубийству. Речь идет о длительной распре между князьями Московского дома, которая началась через несколько десятилетий после кончины Дмитрия Донского и вошла в историю как период, названный «феодальными войнами». Начал эту распрю, нарушив строки завещания, именно старший брат Василий, хотя поздняя история утверждает, будто во всем виноват князь Юрий. Впрочем, о том, как летописи стремились возвысить потомков Василия и его самого, а заодно умалить и предать забвению дела и помыслы Юрия, мы узнаем позднее.
Известно, что в год кончины Дмитрия Донского ни один из его сыновей еще не был женат и не имел потомства. Вот почему было так важно детально расписать порядок передачи власти. Дети князя умирали в разном возрасте. Кто выживет и сможет управлять таким большим и неустойчивым государством, как Московская Русь — вряд ли кто-нибудь взялся бы тогда прогнозировать.
А в истории вышло так... как вышло. Была Русь Московская, была и Звенигородская. Одна возвысилась за счет другой, а потом соперницу же и постаралась немного потеснить на страницах исторических летописей...
Всем известно, что многие столетия жизнь людей на огромном пространстве, именуемом нынче Россией, не была вполне мирной. Редко когда выдавалось десятилетие, чтобы не происходило пусть даже мелких войн или междоусобиц. Но в еще большей степени страницы истории Российского государства долгое время были окрашены героической борьбой народа за собственное достоинство и свободу духовного выбора.
Столетия оставили нам в память имена великих ратников и героев, среди которых — прославленные князья и бояре, простые воины и пахари. Но когда мы изучаем историю, то порой забываем о том, что часто в сражениях незримое участие принимали далекие от военного поприща, незаметные на первый взгляд люди. Иногда на исход важнейшей битвы или похода могли повлиять подвижники, сражавшиеся на духовном поле брани. Бывало, что их заступничество имело решающее значение в самые роковые минуты для нашего отечества.
Среди сокровенных старцев земли Русской особое место занимает преподобный Савва Сторожевский, имя которого навсегда связано с основанным им в подмосковном Звенигороде монастырем, так и называемым ныне — Саввино-Сторожевская обитель. Он жил в эпоху татаро-монгольского ига, Куликовской битвы и становления Московской Руси. Он был близким соратником и, как указано в его Житии, постриженником и первым учеником преподобного Сергия Радонежского. И если преподобный Сергий именуется «игуменом земли Русской», то старца Савву старинные документы и летописи называют «стражем» первопрестольного града. Именно его усердием и духовным подвижничеством укреплялась великокняжеская и царская власть. Единственного из русских святых его величали по-старославянски «забралом Москве», а ведь «забрало» — это форпост, передовое укрепление, защитное сооружение, часть воинского шлема.
Силой своего духа, без меча и копья, чудотворец Савва мог сделать то, на что не способны были и тысячи воинов. Его прозорливость, умение заранее видеть итоги событий уже стали легендой. Созданная им обитель — «Дом Пречистой на Сторожах» — привлекает к себе и сегодня множество людей, которые приезжают в подмосковный Звенигород, чтобы почтить память великого подвижника.
Заступник, страж, хранитель, кормчий и устроитель — всё это преподобный Савва Сторожевский. Знающий об этом—да не усомнится! Не знающий—да просветится!
Воин или монах
Предлагаю задачку для современного человека—заведомо трудновыполнимую. Представьте себе юношу середины XIV века, коим был будущий старец Савва, выбирающего свой жизненный путь. Вариантов такого выбора не так уж много. Несмотря на происхождение из знатного рода, дорог в будущей жизни всего несколько. И главная из них для мужчины—судьба защитника, если не отечества, то, по крайней мере, собственного дома.
Военное дело в той или иной форме становилось уделом всякого русского жителя. Пахари и ремесленники, торговцы и бояре в определенный момент (и довольно часто) должны были сложить свои инструменты и взяться за мечи, копья, рогатины или дубинки, чтобы защитить близких и имущество. Большинство жизненных проблем решалось оружием. А над Русью в то время зловещей тучей нависло непомерное иго Золотой Орды, которое не только вытягивало из нее все жизненные силы, но и лишало перспектив будущего развития.
Молодого человека ждала либо профессиональная деятельность (например, ремесленная или земледельческая), либо война. Родовитый боярин мог заниматься управлением хозяйства, но и ему было не избежать воинской повинности. Война поднимала всех—снизу доверху и ставила в единые ряды обороняющихся или наступающих полков.
Однако был еще один путь, который на первый взгляд мог показаться уходом от водоворота земных перипетий. Путь духовный. Нельзя утверждать, что в те времена такой выбор был очень удачным с точки зрения мира. Православие хоть и утвердилось на Руси, но еще не распространилось повсеместно и не укоренилось вглубь. Язычество продолжало процветать во всей своей силе в разных формах. Примером этого могут служить некоторые летописные рассказы или Жития (например, святого Стефана Пермского), повествующие о существовании целых народов, абсолютно далеких от христианства и даже не слышавших о нем и обращавшихся к истинной вере благодаря просветительской и миссионерской деятельности святых подвижников. Уйти в монастырь в то время, так же, как и сейчас, значило обречь себя и на непонимание окружающих, и на возможные лишения, вплоть до голода и поношений.
Монашеская жизнь на Руси еще только созидалась. Большинство из наиболее известных ныне обителей только закладывались и представляли собой вовсе не привычные нам крепости с башнями (все это появилось значительно позднее), а маленькие деревянные домишки, в которых проживало по одному или нескольку подвижников. Только редкие крупные города могли похвастаться своими укреплениями, не всегда каменными (напомню, что каменный Кремль в Москве был построен как раз в эти времена — в 1367 году).
Выбор — уйти в монастырь — означал отказ от мирской суеты. И в первую очередь — от участия во всеобщем кровопролитии и постоянных битвах. Это не поощрялось обществом. Молодой человек, не желающий развивать культ силы и воинской доблести даже ради высшей цели, и в те времена не считался кем-то особенным, тем более героем, а порой, напротив, мог стать предметом упреков и насмешек.
Это не значит, что Церковь стояла в стороне от главных событий времени. Наоборот, она активно в них участвовала, включая политические и военные баталии. Ярким примером этому может служить благословение, данное преподобным Сергием Радонежским князю Дмитрию Донскому на битву с войском Мамая, когда на поле Куликово отправились два монаха;воина и один из них—Пересвет — геройски погиб в главном поединке перед сражением. Однако неверно думать, что монастыри готовили воинские пополнения в русские дружины. Такое событие было исключением.
Итак, Савва Сторожевский свой выбор сделал. Он пошел по пути духовного подвижничества. И хотя казалось, что впереди его ждала совсем иная, уединенная жизнь, Богу было угодно поставить этого подвижника, как светоч, в центр великих событий эпохи.
Сторожевая застава
Из школьных уроков истории мы знаем, что в период страшного, почти 300-летнего татаро-монгольского владычества на Руси произошло одно яркое, переломное событие, пробудившее великие надежды на будущее освобождение нашего отечества, — Куликовская битва. В ней сошлись две рати — русская и ордынская. Благословение преподобного Сергия придало сил и духа великому князю Дмитрию Донскому в его противостоянии хану Мамаю, и важнейшая битва была выиграна.
К этому времени Савва, известный своим благочестием, был избран духовником монастырской братии в обители преподобного Сергия — монахи, борясь со страстями, шли к нему за советом, поверяли сокровенные мысли. Приезжала и великокняжеская семья: Дмитрий Донской, его супруга —княгиня Евдокия (будущая святая Евфросиния) и их сыновья. Всех он принимал с любовью, давал отеческие советы, утешал в горестях. И, конечно же, слезно молился о своих верных чадах.
Савва был рядом со своим наставником, преподобным Сергием, когда тот благословлял князя перед битвой. Во время сражения он вместе с монастырской братией воссылал пламенные молитвы за русское воинство.
С победы на Куликовом поле начался период превращения Руси в могучее государство, которым она является и сегодня. Ценой собственных потерь Русь сохранила от разорения и всю европейскую цивилизацию.
Тогда же фактически началась и новая страница истории русской святости, на нашей земле стали появляться многие известные ныне обители, основатели которых были соратниками преподобного старца Саввы.
Став игуменом звенигородского монастыря, преподобный Савва благословил постройку великолепного белокаменного Рождественского собора — в ознаменование великой победы над ханомМамаем, свершенной 8 сентября, в празднование Рождества Богородицы. А через несколько лет храм расписал великий иконописец преподобный Андрей Рублев. Собор выстоял, несмотря на лихие времена; фрески иконописца сохранились лишь частично. И до сих пор радует нас выдающийся образ Спаса Звенигородского, написанный иноком Андреем и вдохновленный преподобным Саввой.
Наиболее изученный период жизни старца — после того, как он окончательно переехал в Звенигород по приглашению князя Юрия Дмитриевича. Здесь прослеживается цепочка событий, в которую вовлечены самые известные лица и имена не только русского, но и других государств.
Он построил свой монастырь — заставу на горе Сторожи, на берегу Москвы-реки, предсказал важнейшие победы в сражениях с восточными недругами, благословил новую звенигородскую династию, продолжил «смоленскую линию» в политике, а также концептуальный подход к становлению русского варианта православной цивилизации, вдохновил строительство новых, доселе невиданных каменных соборов раннемосковской архитектуры и стал добрым помощником и наставником иконописца Андрея Рублева, создавшего благодаря ему знаменитый Звенигородский чин и икону Святой Троицы.
Перед самой кончиной Савва Сторожевский оказался фактически главным духовным лидером Руси. С его уходом (а почти одновременно в 1406–1407 годах ушли из жизни также и митрополит Киприан, и вдова Дмитрия Донского Евдокия, в монашестве Евфросиния, и властительный тесть князя Юрия последний великий князь Смоленский Юрий Святославич, и поджигатель Москвы хан Тохтамыш) окончательно ушла в небытие и Русь Куликовская, эпоха Дмитрия Донского.
Началась новая эра — разборов, смут, распрей и междоусобных родственных войн на Русской земле.
История со всех сторон
До недавних пор было принято считать, что некоторые из вышеперечисленных обстоятельств и событий вполне понятны и известны. Даты и имена уже традиционно выстроились в некий исторический ряд, который вроде бы подходит под логически доступное восприятие: это было тогда-то, а значит, другое произошло «после» или «до».
Но многие из таковых событий или имен рассматривались в отдельности, независимо друг от друга. Например, искусствоведы говорили о звенигородской архитектуре или иконописи Андрея Рублева, церковные историки — о событиях, связанных с появлением Саввино-Сторожевского монастыря, генеалоги — о происхождении и семье князя Юрия, археологи — о находках новых артефактов на Городке или в окрестностях. Но в редких случаях удавалось совместить все это на одном полотне, чтобы получилась цельная историческая картина, где все объединяется вокруг преподобного Саввы.
Если выстроить хотя бы просто в последовательный ряд все имена и даты, летописные рассказы и житийные предания, то неожиданно можно увидеть нечто поразительное. То, что ранее казалось непонятным или недоказуемым, вдруг естественно становится в ряд, занимает свое место. Так появляется абрис несколько иных событий, которые происходили немного иначе, нежели это принято считать. Каждый человек, так или иначе связанный со Звенигородом того времени, оказывался в значительной степени связанным и с судьбой Саввы Сторожевского.
В итоге получилась обширная панорама грандиозной деятельности преподобного старца, хотя к тому времени ему было уже немало лет. И теперь можно смело утверждать, что мы стоим перед раскрытием загадок и тайн уникальной звенигородской цивилизации, которую строили два сильных духом и разумом человека: лидер духовный — Савва Сторожевский и (в недалеком будущем) лидер государственный — князь Юрий, сын Дмитрия Донского. Эта цивилизация была — и это доказуемо — самой могучей для своего времени (даже по отношению к Москве), очень крепкой, богатой и развитой во всех своих проявлениях. Она продолжала и даже в чем-то прокладывала свой особенный путь развития Русского (Московского) государства, путь в достаточной степени независимый от западного литовского влияния и в некотором роде—от окаменевших средневековых византийских постулатов. Эта цивилизация могла бы повести Русь совершенно в ином направлении развития, не отступая при этом от строгих православных традиций. Политика Звенигорода могла бы привести к быстрому падению ига Золотой Орды (на многие десятилетия более раннему!), к быстрому и невиданному развитию науки и культуры, новому духовному возрождению, символами которого стали «Спас Звенигородский» и «Троица» Рублева, а также к построению мощной армии, той, которая в миниатюре уже была у князя Юрия и которой он славился.
Самого Юрия Дмитриевича иногда называют «последним Палладином Русской земли», «русским Медичи», «князем эпохи Возрождения», «победителем Волжской Булгарии», «устроителем Звенигородского улуса». Да, он умел ладить с Ордой и даже побеждать ее. Да, именно он начал выпускать первые монеты с изображением Георгия Победоносца (его тезоименитого святого), который впоследствии стал и символом Москвы. А рядом с ним в эти годы находился его духовный наставник и советник старец Савва. Именно благодаря Преподобному мы можем сегодня восхищаться такими шедеврами и духовными центрами страны, как Звенигород, Саввино-Сторожевский монастырь и Троицкий собор в Троице;Сергиевой Лавре, видеть росписи и иконы того времени. Ведь именно преподобный Савва благословил все это строительство.
Событийный ряд рубежа XIV и XV веков — короткого периода в русской истории (чуть более 10 лет!) — оказывается настолько насыщенным, что даже отсутствие источников не мешает нам восстановить все в последовательности. А потому отправляю читателя в гущу этих событий, дабы убедиться — не спеша и скрупулезно, — правы ли мы в том, что придаем всему вышеперечисленному столь высокий смысл, а в жизни старца видим столь важное предназначение.
Итак, все по порядку.
Рождение младенца Георгия
Наверное, многие бывали в музеях Московского Кремля и посещали знаменитый Архангельский собор, где погребены великие князья и цари вплоть до эпохи Петра Первого. Справа, почти у самого входа, можно увидеть фреску на стене, а под ней — надгробие с надписью: «Князь Юрий Звенигородский». На Руси было немало великих и удельных князей, но не всем хватило место в Кремлевском соборе. Князь Юрий Дмитриевич достоин лежать здесь хотя бы по той причине, что пусть и недолго, но он был по закону и по праву, которые ему пришлось доказывать и словом и оружием, великим князем Московским (Владимирским), то есть главой Русского государства. Нынче волею истории и в результате разрушений, учиненных в XX веке в Московском Кремле, в том же Архангельском соборе лежат неподалеку мощи двух русских святых: матери князя Юрия—преподобной великой княгини Евдокии (в монашестве Евфросинии) и его отца — благоверного князя Дмитрия Донского.
Осенью 1374 года большое количество подвод, нагруженных разными яствами, подарками, бочками с пивом и вином, двигались с разных сторон по направлению к городу Переяславлю (позднее в его названии исчезла буква «я», и он стал называться Переславлем). Великий князь Московский Дмитрий Иванович неожиданно пригласил некоторых других русских князей в гости. Поводом послужило торжество—рождение 26 ноября в семье князя очередного сына (третьего, если считать одного покойного младенца). Приглашенные именитые гости не подозревали, что празднование рождения и крещения нового наследника окажется длительным событием, постепенно превратится в нечто вроде большого съезда, на котором будут приняты важнейшие для Руси решения, которые затем повернут на сто восемьдесят градусов политику, военную историю и будущее страны.
Город у Плещеева озера был славен своей историей. Здесь родился великий князь полководец Александр Невский, под начальством которого была одержана победа на Чудском озере. Эта символичность была крайне важна для того момента. Старинный град находился неподалеку от Троицкого монастыря, что по дороге на север от Москвы. Потому и настоятель Троицы — преподобный Сергий Радонежский — также прибыл на общую встречу.
Именно он и крестил младенца, названного по святцам в честь святого Георгия Победоносца, в славянском наречии — Юрием. Событие это было не совсем обычным. Скорее, наоборот. «И бяше съезд велик в Переяславли, — рассказывает летопись, — отъвсюду съехашася князи и бояре; и бысть радость велика в граде Переяславле, и радовахуся о рожении отрочати».
Крещение ребенка игуменом, а значит, связывание себя мирскими обязанностями (крестный отец — тем более для князя — обязанность немалая) — действие не вполне традиционное. Это было исключением из правил. Но данный факт засвидетельствован в исторических документах.
Не исключено, что подвизавшийся в Сергиевой обители инок Савва мог принять какое-то участие в этом событии, находясь вместе со своим игуменом в Переславле. Ведь не случайно впоследствии его жизнь будет так крепко связана с судьбой Юрия Дмитриевича, когда он станет удельным князем Звенигородским.
В процессе пирушки в Переславле (а продолжалась она, исходя из документов, несколько месяцев!) князья сошлись еще и на том, что пора объединить свои силы против Золотой Орды. Мысли об этом и раньше приходили многим из них. Но то были всего лишь идеи, желания, и не более. Теперь, когда в Орде властвовала смута, а правители менялись ежегодно и даже чаще, было самое время собраться с силами и попробовать впервые за сто с лишним лет показать собственную отвагу.
Именно с 1374 года, с этого символического праздника рождения и крещения Юрия Дмитриевича в Переславле, можно говорить о первых крепких нитях, соединивших несколько русских княжеств для борьбы с вековым ордынским игом. Современные археологи обнаружили каменное изваяние воина-змееборца, которое находилось в алтарной преграде Спасского собора Спас-Андроникова монастыря, поставленного в честь родившегося великокняжеского сына Георгия еще при игумене Андронике. «Борьба со змеем» станет уделом жизни князя Юрия.
Прошло немного времени, и в лето 1378-е почти вся столица собралась на похороны московского митрополита Алексия. В собор на отпевание пришли «епископы и архимандриты, игумены и священники, дьяконы и черноризцы, а также множество народа». Если пролистать дальше известное древнерусское сказание «О Алексие митрополите», то можно заметить очередное упоминание юного наследника: «князь же великий Дмитрий Иванович сам стояше... князь же Василий, сын... а князю Юрию Дмитриевич, брату его, три лет сущу».
Великие победы своего отца—на реке Воже и на поле Куликовом—князь Юрий застанет еще в раннем детстве. Но он собственными глазами увидит и радость вернувшихся со сражений русских воинов, и сияние на солнце дружинных доспехов и стягов, и плач по убиенным, и поминальные службы в московских храмах...
В 15 лет Юрий Дмитриевич потерял отца. Когда же преставился преподобный Сергий Радонежский, ему едва минуло 18 лет. Возраст совсем не малый для того времени — он уже три года являлся князем Звенигородским и Галичским, управлял большими землями, доставшимися ему по завещанию, и совершил несколько важных военных и дипломатических миссий. Вспомним, что Александр Невский одержал свои победы в возрасте чуть больше 20 лет. Тогда это не считалось юностью, иногда даже и не началом зрелости, а самой зрелостью.
Евдокия, в иночестве Евфросиния
Итак, в мае 1389 года скончался Дмитрий Донской. Собирая многие годы воедино русские земли, он был вынужден вновь делить их в своем завещании между сыновьями. Всего у великого князя Московского было 12 детей, включая девочек, которые с точки зрения наследства были «не в счет». Некоторые дети умерли в младенчестве. А на момент составления последнего завещания сыновей оставалось пятеро. Старший — Василий (родился в 1371 году вторым после умершего первенца Даниила), затем — князьЮрий (1374), Андрей (1382, пятый по рождению), Петр (1385) и младший Иван (1393). За четыре дня до кончины у Дмитрия родился еще один сын — Константин, но князь не успел включить его в завещание, отметив лишь: «А даст ми Бог сына, и княгиня моя поделит его, возмя по части у болшие его братьи».
Матерью сыновей была великая княгиня Евдокия, имя которой вошло в святцы Русской Православной Церкви. Родилась она в 1353 году, день в день с будущим ее сыном Юрием — 26 ноября. Родители Евдокии были именитые — великий князь суздальский Дмитрий Константинович и Василиса Константиновна, княжна Ростовская и Борисоглебская. Небольшого роста (теперь известно, что не более 155 см) юная красавица, нареченная Евдокией (в переводе с греческого «благоволение»), была хорошо знакома с митрополитом Алексием и племянником Сергия Радонежского—Федором. А позднее она станет духовной дочерью и героя нашего повествования—Саввы Сторожевского.
Когда состоялся ее брак с московским князем Дмитрием Ивановичем, ей было всего 13, а ему — 15 лет. Они жили счастливо, у них было много детей, правда, не все они рождались крепкими и здоровыми. Первенец Даниил, рожденный в 1369 году (назван в честь князя Московского), крещенный Сергием Радонежским, быстро скончался. Зато второй и третий сыновья — Василий и Георгий — составили славу русской истории.
Почти через год после свадьбы —в 1367;м—молодой муж подарил жене новый каменный Кремль в сгоревшей незадолго до того Москве.
«Любящего душа в теле любимого... Двое таких носят в двух телах единую душу и одна у обоих добродетельная жизнь. Так же и Димитрий имел жену, и жили они в целомудрии», — описывает современник этот брак, ставший образцовым для многих поколений княжеского рода.
У Спасских (тогда Флоровских ворот) нового Кремля Евдокия встречала русское войско, вернувшееся с победой после сечи на поле Куликовом, и своего супруга, прозванного с тех пор Донским. А через два года она чуть было не попала в плен к ордынцам. Хан Тохтамыш спешил к Москве, чтобы разорить ее. Евдокия только что родила сына Андрея и едва успела покинуть столицу, чтобы попасть к супругу в Кострому.
Когда скончался Дмитрий Донской, Евдокия построила в Москве в память о нем церковь Рождества Богородицы, которая стала храмом для женской половины великокняжеской семьи. Так она отметила еще раз победу мужа на Куликовом поле. Затем она возвела новый Вознесенский монастырь в Кремле, тот самый, где потом будут хоронить русских княгинь, великих княгинь и цариц. Его разрушат в советское время, а останки женщин из родовитых семей чудом спасут сотрудники кремлевских музеев, спрятав в подвалах Архангельского собора. Весь XX век Евдокия, принявшая перед кончиной монашеский постриг с именем Евфросиния, пролежит рядом со своим мужем Дмитрием Донским—не в разных соборах, как прежде, а под одним куполом...
Враги, завидовавшие ее счастью, распускали слухи, что во вдовстве она не была честна. Житие св. Евдокии повествует, что сплетни эти смутили даже ее сыновей. Чтобы избавить детей от духа смущения, ей пришлось единственный раз в жизни открыть пред ними свои тайные, неведомые миру подвиги. Предание поведало об этом так: собрав детей, Евдокия показала под дорогим великокняжеским нарядом вериги. «Узнайте, дети мои, истину, — воскликнула вдова Дмитрия Донского, — и да не смущают вас несправедливые обо мне клеветы». Увиденные детьми «очернелое от трудов тело» и «прильнувшую к костям плоть» поразили их так, что они бросились просить у матери прощение и услышали мудрые слова, зафиксированные летописцем: «Не верьте внешнему. Один Бог есть судья дел человеческих».
Известно, что при ее участии произошло чудо 1395 года, когда страшное войско Тамерлана остановило свой поход на Русь. Ведь именно Евдокия послала гонцов во Владимир за чудотворной Владимирской иконой Божией Матери, которая, по летописи, и защитила Москву от врага. Но в дальнейшем, когда мы узнаем о благословении, данном Саввой Сторожевским князю Юрию на битву с волжскими булгарами, станет ясно, что были и другие факторы, повлиявшие на чудесное спасение столицы Руси. В память же о встрече иконы в Москве был основан Сретенский монастырь, что ныне на Лубянке.
Евдокия еще при жизни почиталась в народе святой. Церковь канонизировала ее и совершает память 17 (30) мая и 7 (20) июля.
Завещание Дмитрия Донского
Как мы уже говорили, незадолго до своей кончины Дмитрий Иоаннович Донской продиктовал духовную грамоту, где распределил наследство между сыновьями. Однажды он уже делал подобное, составив духовную перед событиями 1375 года и походом на Тверь, когда впервые русские подняли меч против Орды. Последствий не предполагал никто, а потому нужно было позаботиться о том, кому перейдет великое княжение. Двое сыновей еще были малолетними, однако главные отчины Дмитрий Иоаннович уже тогда отдавал старшему — четырехлетнему Василию.
Новый текст завещания, составленный уже после апреля 1389 года в присутствии игумена Сергия, был более подробен и детализирован. Старший сын Василий получал «отчину великое княжение». Неожиданно для многих такой фразой Дмитрий впервые за время ордынского ига самостоятельно провозгласил передачу великокняжеской власти, добавив к этому и еще более серьезные определения: «А переменит Бог Орду, дети мои не имут давати выхода в Орду». Вот так князь начал традицию постепенного отвержения монополии Золотой Орды на определение власти и дани на Руси. Василию также отходила Коломна с волостями и половиной городских пошлин. «А дети мои, молодшая братья княжи Васильевы, — особо выделил князь Дмитрий, — чтите и слушайте своего брата старишего в мое место своего отця. А сын мой, князь Василий, держит своего брата, князя Юрья, и свою братью молодшюю в братьстве, без обиды».
Князя Юрия в своем завещании Дмитрий Донской выделил не случайно. Он явно подавал большие надежды на великое княжение. И образованием (что известно по источникам), и стремлением к воинскому поприщу, и врожденным чувством справедливости, умением еще с детства улаживать отношения с братьями, что отличало его от Василия, — в старшем явно наблюдались слабохарактерность и тщеславие. И если другие сыновья получили свою долю: Андрей — Можайск и Белоозеро, Петр — Дмитров и Углич, Иван — «не от мира сего» — несколько волостей, то причитавшееся Юрию будет оговорено с отдельными подробностями.
Текст грамоты гласил: «А се даю сыну своему, князю Юрью, Звенигород со всеми волостми, и с тамгою, и с мыты, и с бортью, и с селы, и сo всеми пошлинами. А волости Звенигородские: Скирменово с Белми, Тростна, Негуча, Сурожык, Замошъская слобода, Юрьева слобода, Руза городок, Ростовци, Кремична, Фоминьское, Угож, Суходол с Ыстею, с Истервою, Вышегород, Плеснь, Дмитриева слободка. А из Московских сел даю сыну своему, князю Юрью: село Михалевское, да Домантовское, да луг Ходыньский. А из Юрьевских сел ему: прикупа моего село Кузмыдемъяньское, да Красного села починок за Везкою придал есм к Кузмыдемъяньскому, да село Богородицьское в Ростове... А сына своего благословляю, князя Юрья, своего деда куплею, Галичем, со всеми волостми, и с селы, и со всеми пошлинами, и с теми селы, которые тягли к Костроме, Микульское и Борисовское».
Под Галичем подразумевался Галич Мерьский, что был неподалеку от Костромы. Эти северо-восточные земли уже давно принадлежали Москве. Они были ценны тем, что здесь добывали соль, которая стоила немалых денег в те времена. Край, где проживал старинный народ мери, исправно платил дань Руси. Одним из известных городов той окраины Руси был также сохранивший в названии «соленый» корень град Солигалич. Однако даже в поздние времена часто путали, например, Звенигород Галицкий (имеющий отношение к Галицко-Волынскому княжеству) и уделы Юрия Дмитриевича—Звенигород и Галич.
Свою супругу князь Дмитрий в завещании также не обделил. Он отдал Евдокии частично разные владения из наследования каждого из сыновей. Но главное, она оставалась старшей в вопросах разрешения различных внутрисемейных споров. Это заключение-заповедь в духовной грамоте показывает, что важность вопроса о престолонаследии появилась уже тогда. И буквально через десяток с небольшим лет он станет камнем преткновения в отношениях между старшими сыновьями Дмитрия Ивановича.
Например, было отмечено: «А по грехом, которого сына моего Бог отъимет, и княгини моя поделит того уделом сынов моих. Которому что даст, тo тому и есть, а дети мои из ее воли не вымутся». Это было не главное. Важным стал вопрос о перемене власти: «А по грехом, отъимет Бог сына моего, князя Василья, а хто будет под тем сын мой, ино тому сыну моему княж Васильев удел, а того уделом поделит их моя княгини. А вы, дети мои, слушайте своее матери, что кому даст, то тому и есть».
Два важнейших утверждения, таким образом, находим мы в грамоте. Первое: князь Дмитрий подтверждает престолонаследие (еще со времен Ярослава Мудрого) от старшего брата к следующему. Второе: вдова великого князя Евдокия становится судьей в возможных разногласиях и спорах. Заключительные слова Дмитрия Донского—«А хто сю грамоту мою порушит, судит ему Бог, а не будет на нем милости Божий, ни моего благословенья ни в сии век, ни в будущий» — по сути, являются его предсмертным приговором тому, кто начнет не только менять содержание завещания, но и положит основание известной междоусобице и братоубийству. Речь идет о длительной распре между князьями Московского дома, которая началась через несколько десятилетий после кончины Дмитрия Донского и вошла в историю как период, названный «феодальными войнами». Начал эту распрю, нарушив строки завещания, именно старший брат Василий, хотя поздняя история утверждает, будто во всем виноват князь Юрий. Впрочем, о том, как летописи стремились возвысить потомков Василия и его самого, а заодно умалить и предать забвению дела и помыслы Юрия, мы узнаем позднее.
Известно, что в год кончины Дмитрия Донского ни один из его сыновей еще не был женат и не имел потомства. Вот почему было так важно детально расписать порядок передачи власти. Дети князя умирали в разном возрасте. Кто выживет и сможет управлять таким большим и неустойчивым государством, как Московская Русь — вряд ли кто-нибудь взялся бы тогда прогнозировать.
А в истории вышло так... как вышло. Была Русь Московская, была и Звенигородская. Одна возвысилась за счет другой, а потом соперницу же и постаралась немного потеснить на страницах исторических летописей...
Комментариев нет:
Отправить комментарий