Прошли годы... Состарился великий князь Владимир, креститель Руси.
Уже не так уверенно держал он в руке меч, не так зорок был глаз. Прослышали печенеги, что недужится князю, и решили двинуться походом на Русь, пожечь, пограбить русские города и села.
— Кого послать на отпор степнякам? — задумался великий князь. — Хорошо бы отрядить Ярослава, но он далеко, княжит в Новгороде. Пока идет до Киева, печенеги уже будут тут. В Пинске княжит сын Святополк. Но не надежен он, не тверд в слове, двоедушен. Глеб в Муроме, да и молод он.
Велел князь Владимир позвать к нему младшего сына Бориса, которого неотлучно держал возле
— Звал, батюшка? — сказал Борис, входя в палату и глубоко поклонившись отцу.
Владимир посмотрел на сына и, кажется, все хвори отступили. Красив, молод, силен сын. Дружина его любит. Бояре в думе хвалят его за ум и рассудительность.
— Да, звал, — ответил святой князь. — Идут на нас печенеги. Покажи им, что не затупился еще русский меч, все так же метки наши стрелы...
— Когда выступать, батюшка?
— Немедленно.
Борис поцеловал руку отца и вышел из палаты. Пока скорым юношеским шагом молодой князь шел дворцовыми переходами, не раз вспоминалась ему рука отца: старческая, сухая, слабая. Сдавило сердце Бориса от жалости к отцу, и на глаза его выступили слезы.
Скоро во дворе запели боевые трубы, послышалось ржание коней, а на соборной Десятинной церкви басовито загудели колокола, провожая войско в поход.
Улыбнулся у раскрытого оконца князь Владимир. Горяч сын, проворен, скоро за дело берется. Быть ему на Киеве князем. Вот вернется из похода, мне пора на покой, передам бразды правления в его руки.
Святой Князь Глеб на белом конеРаспахнулись городские ворота, впереди войска на белом коне, в развевающемся по ветру червленом плаще скакал Борис. На голове у него отделанный серебром шишак, сбоку висит тяжелый отцовский меч.
Только не довелось юному князю скрестить свой меч с печенегами, добыть себе почет, а Отечеству славу.
Узнав, что русское войско ведет на них князь Борис, печенеги побежали в свои степи.
В это время великий князь Владимир скончался в Киеве, так и не дождавшись возвращения сына из похода. Случилось это 15 июля 1015 года.
Киевляне еще плакали и рыдали о Владимире Красном Солнышке (так они величали святого князя), а у старшего сына, князя Святополка слезы уже высохли. Замыслил он злодеяние, о каком не слыхано было на русской земле. По словам летописца, Святополк начал думать:
“Перебью всех братьев и приму один всю власть на Руси ”.Святой князь Владимир
Собрав ближних бояр, он сулил им чины и почести, лишь бы были верны ему. Встречаясь с купцами, Святополк обещал предоставить им льготы в торговле. Старшинам ремесленников он велел передать, что даст им послабление в податях, если они будут за него. А Борису Святополк послал письмо. “Брате, — писал он, — хочу жить с тобою в любви, и к полученному тобою от отца владению добавлю еще”.
Святополк видел особую любовь отца к Борису и поэтому завидовал брату и ненавидел его, но при отце ненависть не показывал, за лицемерной улыбкой скрывая свои истинные чувства.
Потратив на поиски печенегов несколько дней, Борис возвращался назад. У реки Альты он разбил свой лагерь. Здесь гонец принес ему весть о кончине отца и письмо от старшего брата. Ушел Борис сразу в свой шатер и весь день до
вечера плакал об отце. Отец был его учителем в жизни, наставлял как вести государственные дела, как командовать войском, учил быть милосердным к народу, уважать и почитать священников, украшать Божии церкви. Вместе с Борисом печалилась и плакала дружина, которую не раз водил в победоносные походы князь Владимир.
Вечером к уставшему от слез и рыданий Борису в шатер пришел воевода — начальник дружины, — учивший Бориса еще трехлетним мальчиком сидеть на коне, стрелять из лука, рубить мечом.
— Княже, — сказал он Борису, — дружина просит, чтоб ты вел ее на Киев. Мы знаем, что покойный князь Владимир только тебя хотел видеть в Киеве князем. Однажды тайно он сам сказал мне об этом.
Краска смущения залила лицо Бориса. В глубине своей чистой, благочестивой души никогда он не думал о великокняжеском престоле, когда на нем сидит его отец и пока живы старшие братья.
— Воевода, — отвечал Борис, — ты знаешь, как я люблю тебя. Батюшка преставился в селения небесные. Старший брат мне теперь за место отца. На старшего брата я руку не подниму.
— Княже, — взмолился воевода, — пожалей свою молодость. Святополк лжив и коварен, мне ли не знать его. Погубит он тебя. Не раз я слышал, как он, хмельной, похвалялся на пирах: пусть только отец умрет, они все почуют мою руку.
Борис молчал.
— Я всегда делал только то, что велел мне мой отец, — наконец сказал он. — Теперь за отца у меня старший брат. А власть и слава мне не нужны.
Борис вышел из шатра.
— Воины, слушайте меня, —громко воззвал он. — Я отпускаю вас. Вы свободны и можете делать, что хотите. Чтобы не оказаться виноватыми перед князем Святополком, оставьте меня.
Вечером, полный томительных предчувствий, князь медленно прогуливался у шатра. Там, где недавно пестрели шатры дружины, было безлюдно и тихо. Только трое слуг не покинули князя и остались с ним.
“Быть может, воевода прав, — думал святой Борис, — и я не знаю своего брата, но если Господь судил мне умереть, пусть прольется только моя кровь и ничья другая”.
Лишь когда из-за горизонта выплыл оранжевый серп луны, князь отправился почивать.
На рассвете князя разбудил слуга Георгий, родом венгр. Он впустил в шатер человека, так закутавшегося полой епанчи, что были видны одни его глаза.
— Княже, — упав на колени перед Борисом, скороговоркой начал он, — я нечаянно подслушал разговор в палатах твоего брата Святополка. Он приказал своему подручному Путше убить тебя. Убийцы уже идут сюда. Я смерд Святополка и не могу открыть лицо, а то мне не сносить головы.
Согнувшись, незнакомец юркнул из шатра.
Ночь была с густым туманом и обильной росой. Под лучами восходящего солнца сонмы капель росы блестели на траве, переливались, мерцая радужно слепящим блеском. На лугу повсюду белели россыпи ромашек, душисто-знойно веяло клевером, а в самой вышине неба едва заметной крохотной точкой вился жаворонок, рассыпая над землей свои звонкие трели. Внизу, в долине синела лентой река Альта, по которой легко скользили рыбацкие челноки.
“Как прекрасно устроен Божий мир, — подумал молодой князь. — Каким красивым создал его Творец”.
Холодная тоска сжала его сердце при мысли о смерти. Неужели в это утро, напоенное светом и восторгом бытия, ему придется умереть?
“Но несравненно прекрасней земной красоты селения Отца Небесного. Что важнее: тело свое погубить, а душу спасти, или душу свою погубить, а тело спасти? Господь мой, Иисусе Христе, призри на мое смирение и помилуй мя”, — со всем жаром целомудренного сердца молился князь.
От шатра пахнуло ароматом фимиама: там священник готовился у невысокого походного иконостаса начать утреннюю службу.
Святой Борис очень любил церковное пение, наизусть знал многие службы и часто сослужил священнику простым причетником.
Когда святой Борис вместе со священником пел:
Убивают князя Бориса— Окружили меня скопища псов и тельцы тучные обступили меня, — у шатра послышались тихие шаги и чьи-то приглушенные голоса.
Священник тревожно взглянул на Бориса, но тот, подняв очи горе, продолжал:
— Господи, Боже мой, на Тя уповаю...
Убийцы ворвались в шатер, распарывая шатровое полотно мечами. Но, набросившись на князя со всех сторон, в сутолоке, в суете, они не убили его, а только изранили. Обливаясь кровью из многочисленных ран, Борис вырвался от убийц и, пошатываясь, вышел из шатра.
— Господин, спасайся, — крикнул ему Георгий, подавая повод коня.
Князь, покачав головой, не взял повод, прошептал:
— Господи, не вмени им в грех, — и без чувств рухнул на землю.
Убийцы изрубили верного Георгия, прежде чем он успел обнажить меч, а святого Бориса сочли мертвым, взвалили на телегу и повезли.
Телега со страстотерпцем въехала в сосновый бор. Шумели сосны, смолисто пахло хвоей, птицы, посвистывая и щебеча, перелетали с ветки на ветку. Здесь Господь дал в последний раз увидеть Борису красоту земного мира. К святому вернулись силы. Он поднял голову и мутным взглядом осматривался, как бы
не понимая, где он и что с ним. Убийцы, забрызганные кровью святого, растерянно смотрели на него.
Один из них тотчас помчался к Святополку с вопросом:
— Как быть?
Ответ был короток:
— Прикончить немедля.
Беззаконные слуги накинулись на обессиленного, слабого князя и закололи его ножами. Так скончался святой князь Борис, приняв неувядаемый венец на небесах.
Святополк опасался Бориса как соперника за власть. В своей черной душе он мерил людей собственной меркой. Откуда он мог знать, что чистая братская любовь, просвещенная христианской верой, выше помыслов о власти. Сначала Святополк хотел заманить Бориса в ловушку, но когда узнал, что дружина
оставила его, тогда подослал к брату убийц.
Теперь нужно было расправиться с Глебом. Скромный юноша, Глеб мирно жил в своем муромском княжестве. Ему были по душе чтение житий мучеников, уединенные размышления. Никогда не мечтал он о великокняжеской власти, да и той, какую имел, тяготился. Однако Святополк, ступив на тропу преступлений, уже не мог остановиться. Дух зла, дух властолюбия, вселившийся в его душу, понуждал его идти по ней до конца.
Прошло больше месяца со дня смерти святого князя Владимира, но Глеб об этом не знал. Удалившись в пустыньку в дремучем лесу, он предавался там молитвам и чтению богоугодных книг. Здесь-то и сыскал его гонец с грамотой Святополка.
“Брате, — бесстыдно лгал Глебу старший брат, — наш возлюбленный отец тяжко болен. Приезжай скорее в Киев, чтобы успеть проститься с ним”.
Глеб с небольшой дружиной быстро собрался и отправился в Киев.
На третий день пути они достигли Волги. Конь Глеба, спускаясь по крутому берегу, оступился и повредил ногу.
— Плохая примета, княже, — заметил дружинник. — Не возвратиться ли нам?
— Достойно ли христианину верить приметам? — сказал Глеб, садясь в ладью. — Мы все в руке Божией. И чему быть, того не миновать. Вперед!
Быстро струятся волжские воды.
Вот и Смоленск. Скоро Киев. Скоро он увидит любимого отца.
Но в Смоленске Глебу передали грамоту от Ярослава. “Не ходи в Киев, дорогой брат! — писал ему Ярослав, — отец наш давно умер. А брат твой Борис убит Святополком”.
Это известие ужаснуло Глеба.
Вспомнив Бориса, он заплакал. Потом еще сильней ужаснулся, что старший брат обманул его. Но как же ему быть? Дальше плыть страшно, его ожидает смерть. Однако Святополк — старший брат, теперь он всем им заменяет отца. А долг сына — быть послушным отцу. Был же послушен Богу Отцу Господь наш Иисус Христос. Он смирил Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной.
Глеб перекрестился, снял меч, висевший на поясе, и приказал плыть в Киев.
Было начало осени. На берегах в воду роняли листву золотистые березы, темнел багрецом рябинник, в середине леса ярко, словно вспыхнув, мелькали красные листья осин. Воздух был полон тонких ароматов увядающей и засыхающей
листвы, холодеющих ручьев и рек. В небесной выси далеко слышались трубные крики отлетающих на юг журавлей. В природе все было так умиротворенно тихо, так полно печальной и светлой красоты увяданья, что странно было думать о смерти, о горе, о зле. Ведь грядущая весна снова украсит бодрой зеленью ветви деревьев. Вновь расцветут цветы, и вернутся журавли. А разве праведная человеческая душа не украсится в раю такими одеяниями, какие словами человеческими выразить нельзя? Разве не услышит там душа ангельское пение, несравнимое с самым чудным пением птиц?
— Да и зачем брату убивать меня? — с отроческим, почти детским простодушием думал Глеб. — Он всегда был так добр ко мне, даже как-то привез мне игрушку: коня с золотой гривой. А власти его я не препятствую”.
Но, вспомнив убиенного брата Бориса, Глеб заливался слезами, и душа его скорбела и тосковала.
Внезапно из-за мыса показался большой струг. На палубе его стояли люди в одеждах княжеских дружинников.
Гребцы слаженно работали веслами, и струг стрелой летел по реке.
Глеб не отрываясь смотрел, как дружно поднявшиеся весла со стекавшими по ним блестевшими на солнце струйками, враз опустившись, вспенивают воду. С каждым гребком струг становится все ближе. Мечтательный отрок, любуясь
картиной быстро плывущего судна, и подумать не мог, что по водной глади к нему приближается его гибель.
Струг поравнялся с ладьей Глеба, толкнулся о нее бортом и на палубу ладьи мигом спрыгнули шестеро человек с мечами.
Глеб оторопел. Он понял, что эти люди хотят его убить. Ноги его подогнулись, и он упал на колени.
— Братья мои милые и дорогие, — жалостно вскричал он. — Не трогайте меня, никакого зла не причинившего вам. Скажите, какую обиду я нанес брату своему Святополку? Отведите меня к нему, он пощадит меня. Вспомните, ведь и вы
были молодыми, и вам хотелось жить!
Так юн был Глеб — почти мальчик, так искренни были слова его, что, уже готовые на убийство, люди замешкались. Предводитель убийц Горясер, приказал не слушать юношу и убить его тут же.
Вид испугавшегося, кроткого юноши, вид его юной, невинной красоты все же тронул сердца жестоких злодеев. Опустив мечи, они потупили взоры, тяжело вздыхая.
Ведь не у каждого даже закоренелого душегуба поднимется рука на ребенка.
Но неизмерима человеческая подлость. У святого Глеба был повар Торчин, которого молодой князь всегда привечал и к праздникам непременно жаловал подарком. Желая выслужиться перед Святополком, Торчин тем же кухонным
ножом, которым резал на кухне мясо, ударил князя в шею. Алая, невинная кровь хлынула на палубу.
Ладья сразу пристала к берегу, мертвое тело святого угодника снесли на берег и бросили без погребения в кусты, даже ничем не покрыв.
Смерть Бориса и Глеба ужаснула русских людей. Два юноши, одному из которых не было и семнадцати лет, не пали в честном поединке с врагом, их не скосила повальная болезнь, которая не щадит ни старого, ни малого, их не поглотила морская бездна. Они были безжалостно, коварно убиты. И кем? Старшим братом, который должен был им быть за отца. Кровь праведников вопияла к отмщению.
К Ярославу отовсюду стекались люди, призывавшие покарать нечестивца, который осквернил русскую землю грехом братоубийства.
Горько было Ярославу возвысить меч на брата, но страшное преступление требовало возмездия. Ярославу стало известно, что Святополк и ему готовит участь Бориса и Глеба, подбирается к нему, пытается подкупить его людей, засылает лазутчиков, которые следят за каждымего шагом.
Господь судил так, что рати Ярослава и Святополка сошлись на реке Альте, и Ярослав поставил свой шатер там же, где стоял шатер страстотерпца Бориса.
Когда войско Ярослава еще только перешло на другой берег Альты, Ярослав повелел разрушить переправу, чтобы у воинов не было и мысли об
отступлении, чтобы они знали: битва будет насмерть.
В ночь перед битвой Ярослав молился ко Господу.
— Кровь братьев моих, Господи, — взывал он, — как кровь невинного Авеля вопиет к тебе от земли. Повергни Святополка, пролившего братскую кровь, как ты поверг Каина. Молю Тебя, Господи, да будут отомщены братья мои.
Сеча была упорной и жестокой, только к вечеру Господь даровал победу войску Ярослава. Дружина Святополка была разбита. А сам он трусливо скрылся бегством. Ярослав запретил преследовать его, сказав:
— Господь Сам совершит над ним суд Свой.
Долго скитался по разным землям Святополк. Нигде не мог найти он пристанища, люди сторонились и презирали его. Так и сгинул он на чужбине и закопан был в землю без отпевания.
Более тридцати лет княжил Ярослав в Киеве, враги дрожали от его имени. Много построил он Божиих храмов, основал городов, до сих пор на волжских берегах красуется город Ярославль, носящий имя князя.
Народ наименовал Ярослава Мудрым, Святополка же нарек Окаянным.
А начал свое княжение Ярослав Мудрый тем, что положил найти тело святого угодника Глеба. Но где его искать, никто не знал. Да если и удастся найти, что же могло сохраниться от него? Ведь со дня убийства святого Глеба до битвы на реке Альте прошло более трех лет. Купцы, которые всюду ездят и многое видят, рассказали князю о пустынном месте, что неподалеку от реки Смядыни. Окрестные жители говорят, что время от времени там появляется свет, хотя в местности той никто не живет. Место глухое, чащобное, волков да медведей там — пропасть. Свет является то в виде огненного столпа, то в виде множества мерцающих свечей.
Подробно выспросив у купцов о Смядыни, Ярослав поручил пяти благочестивым киевским священникам пойти и принести тело Глеба в Киев.
Место, о котором говорили купцы, действительно было настолько глухим и заросшим, что дружинники, которым князь Ярослав поручил оберегать священников, прорубали дорогу в лесу боевыми топорами.
Глухо стучали топоры, падали деревья, трещали сучья. Священники, изнемогая от усталости, шли за воинами.
— Смотрите! — вытянув руку, воскликнул священник, шагавший впереди.
И хотя был ясный день, все увидели поднявшийся к небу над деревьями огненный столп, ярче солнечного света. Перед ними открылась небольшая поляна. Как дивно Господь прославил Своего угодника! На середине поляны лежало тело святого князя Глеба. Ни дикие звери, ни дождь, ни снег не причинили ему ни малейшего вреда. Оно осталось светлым и красивым. Юноша как будто спал, но мертвенная бледность щек, не трепетавшие от дыхания юные губы, говорили о том, что этот сон смертный.
Обретение мощейВ слезах облобызав святые останки, священники подняли тело Глеба на плечи и вынесли из леса.
Пока тело несли до Киева, со всех сторон к печальному шествию сходился народ. Князь Ярослав с боярами выехал навстречу процессии и сам подставил плечо под край дорогого гроба. Глеба похоронили рядом с братом Борисом, в Вышгороде, что под Киевом. На месте погребения честных останков святых князей сразу же начались чудеса исцелений.
Борис и Глеб стали первыми святыми Русской Церкви и признанными небесными молитвенниками. Своею смертью святые братья многих привлекли к вере Христовой. Как написано в одном из житий: они “отгнали поношение от сынов русских, столь долго косневших в язычестве”.
В 1072 году князь Киевский Изяслав Ярославич построил в Вышгороде новую церковь, чтобы поставить в ней гробы святых братьев. Это торжество случилось 2 мая. Сыновья Ярослава Мудрого внесли раки с мощами святых в новую церковь. В этот же день Борис и Глеб были торжественно прославлены в лике святых.
Второе перенесение состоялось 2 мая 1115 года.
Святые Борис и Глеб (в крещении Роман и Давид) положили начало чину страстотерпцев, до них неизвестному в Православной Церкви. Они последовали подвигу Христа.
Подобно Сыну Божию, зная о неминуемой смерти, они не бежали от нее, а вольно шли на смертные страдания.
Борис и Глеб не одержали ратных подвигов на полях сражений, но они возглавляют собор Небесных сил, обороняющих землю русскую от врагов. В ночь перед Невской битвой воин Пелгусий, стоявший в дозоре, видел, как по Неве в ладье среди гребцов стояли Борис и Глеб.
“Брате, — сказал Борис, — вели грести скорее, да поможем сроднику нашему Александру”.
На другой день стремительным натиском святой князь Александр Невский разгромил войско шведа Биргера.
Когда русское войско стало на Куликовом поле против безбожного Мамая, тогда, как повествуется в “Задонщине”: “Великий князь Дмитрий Иванович вступил в свое золотое стремя, сел на своего борзого коня и взял свой меч в правую руку и помолился Богу и Пречистой Его Матери. Солнце ему ясно сияет и путь указует, Борис и Глеб молитву возносят за сродников своих”.
Видели праведные люди, как в девятом часу во время боя помогали христианам Ангелы и святых мучеников полк, воин Георгий, Борис и Глеб, был среди них и воевода высшего полка небесных воинов Архистратиг Михаил. Татарское войско по молитвам святых угодников было разбито.
И сейчас святые угодники Борис и Глеб молятся о стране нашей “богоугодней быти и сыновом Российским спастися”.
Комментариев нет:
Отправить комментарий